Крещенские морозы [сборник 1980, худож. M. Е. Новиков] - Владимир Дмитриевич Ляленков

же вскочили и ушли к себе. И после этого Вы начали совершать глупости, по которым я могу судить теперь, что Ваши нервность, раздражительность взвинчены были Вашей тайной. Вы не знали, что Вам делать с драгоценностями. Вы уже жалели, что погорячились и заварили всю эту кашу. Вы уже хотели избавиться от драгоценностей, но как Вам было это сделать? Теперь я понимаю, что просто выбросить их, где-то закопать Вы не могли, ибо понимали, что их в конце концов мог найти кто-то другой. И принести и отдать в милицию Вы тоже боялись, не захотели, не могли — есть такой пунктик у человека, совершившего некий проступок. Вы бы вернули сами эти драгоценности, если б знали, что Ваша семья на другой день уедет куда-нибудь. Так вот. На следующий день после сообщения Васильевны, что куст смородины завял, Вы привезли днем из совхоза куст лесной смородины. Я был во дворе, возился с удочками, но на меня Вы не обратили никакого внимания. Да, я в тонкостях садовых дел не разбираюсь. Но уж то, что летом, когда жара стоит, только болван будет пересаживать дерево или куст смородины, это я, Сергей Иванович, знаю.

И вот Вы в мешке (чтоб никто из местных не увидел!) привезли куст. Меня спросили: дома ли Васильевна? Меня, бухгалтера столичного, Вы в счет не принимали. Вы понаблюдали, не видят ли Вас старики Камышины. Они б уж подивились, что вы делаете! Потом Вы прямо руками вырвали завядший куст, посадили небрежно привезенный. И я понял: драгоценности там, под этим кустом, а Вы сами пребываете постоянно в таком нервном напряжении, что потом уж на Вашу ругань я совершенно не обращал внимания.

Мы навели о Вас справки. Мне мерещилось, что я где-то прежде Вас встречал. За свою жизнь мне пришлось иметь дело с разными людьми. Я видел, что характер у Вас, как говорится, железный; Вы упорный и твердый человек.

Потом наши люди под видом пожарников обследовали чердак дома гражданки Скворцовой (Бульдихи, как у вас ее зовут). Дом этот когда-то принадлежал Плотниковым. Среди разного хлама нашли там старую офицерскую фуражку. Вы приехали в этот город из Таганрога, несколько лет работали техником-строителем в горсовете. Было установлено, когда Бульдиха покупала дом, Вы были приглашены для обследования „физического состояния“ дома, как говорится в составленном акте. Вы ходили тогда еще в военной форме. Вы могли потерять там свою фуражку. Мы подбросили фуражку к Вам в сарай. Вы заметили ее, грязную, измятую (извините, мял и пачкал ее я сам лично), вычистили и повесили на гвоздь в своей комнате.

Итак, фуражка была Ваша, Вы даже сказали мне о ней. Вы могли найти и взять на чердаке ключ к тайне. Случайно или нет — мы не знали. Сейчас я убежден, что случайно. Но когда Вы узнали? Тогда же или много лет спустя?

Сейчас мне думается, Вы узнали о кладе, возможно, за год-полтора до вскрытия сейфа. Всех перипетий нашей деятельности, связанной с Вами, я не буду описывать.

Отведите подателей этого письма к тому месту, пусть они заберут драгоценности, и живите спокойно. Если напишете мне, летом я приеду к Вам с семейством. Всего Вам доброго».

Прочитав, Сергей Иванович опустился на стул. Дрожащими руками утер глаза.

— Боже мой, — простонал он, — гору снял с плеч моих! Что за человек! Передайте ему: да, я нашел на чердаке тогда ключи к тайнику. Он был в замке. Я два замка нашел там. С секретом. Старые замки. Они лежали под печным боровом. Я показал их тогда Зинаиде Павловне и попросил отдать мне. Она отдала. В одном замке секрет я быстро разгадал и отдал замок Авдеичу Мильковскому. На кольцах его слово «инкогнито» надо набрать, и он откроется. Загадка второго не давалась… Я бросил замок в ящик, забыл о нем. А как-то в праздник, что ли, и тут Петр Ильич прав, за год до своего проступка, взял замок, совершенно случайно набрал слово «Плотников», и дужка вышла из замка… Вот так. В дужке отверстие имелось, а там и записочка лежала, адресованная какому-то А. С. Рыжевскому…

— Записочка цела? — спросил один из гостей.

— Нет… Я порвал после…

— Рыжевскому А. С.?

— Да.

Один из гостей записал.

— Больше фамилий, имен не было в записке?

— Нет, не было. Замок вам нужен?

— Нет. Следствие, можно сказать, закончено. Замок не нужен. Где добро это лежит?

Драгоценности были к тому времени уже зарыты в заповеднике. Под дубом на берегу протоки. Сергей Иванович хотел запрячь лошадь, но гости сказали, что не нужно. Лучше пешком прогуляться.

Когда Пушкова известили, что драгоценности найдены, дело закрыто, он прежде всего пригласил к себе домой Степана. Часа два беседовал Пушков с Мильковским наедине, а потом они вместе сидели за накрытым столом. Пушков убедил Степана, что он в милиционеры не годится. Чтоб быть хорошим милиционером, надо иметь способности, призвание.

Через день Степан уволился, а через неделю уже работал опять на заводе.

Пушков собрал в кабинете сотрудников.

— Ну, товарищи, примемся теперь за своих доморощенных деятелей, выведем всех их на чистую воду…

Распределили, кто займется делами техника-строителя Морозова, кто винным заводиком, который при пекарне, как вдруг…

Вдруг случилось ужасное: ограбили банк. Банк! В здании на Гражданской улице, через дом от отделения милиции!

Утром третьего сентября новость эта разлетелась по городу. Народ запрудил улицу. Исчезли из сейфа шестьсот тысяч рублей. Операция ограбления была продумана тщательно. Деньги лежали уже в мешках. Утром должны были приехать кассиры за деньгами, чтоб выдавать зарплату. И деньги выкрали. Сделали подкоп, изломали пол, вырезали автогеном дыру в сейфе и унесли деньги.

Преступление это так и не было раскрыто, а совершил его Евгений Мильков в единственном числе.

Даже маленькое зло, если его не искоренить, непременно породит еще зло — и так до бесконечности. И вроде бы пустяк: именно то, что ящики со старыми бумагами во время ремонта горсовета вынесли в столярную мастерскую, привело к ограблению банка. Среди бумаг Евгений Мильков нашел папочку. На ней было написано: «Кап. ремонт банка». Столяр изучил содержание папки. Из чертежей, в которых он отлично разбирался, Евгений уяснил: торцовая стенка банка, где свален под навесом разный железный хлам, вовсе не капитальная, а фундамент под ней из меловых камней. Во время войны часть здания была разрушена, эту часть потом совсем разобрали до внутренней стены. Оштукатурили ее. А за забором сваливали разный металлический хлам. За огородами Гражданской улицы протекала когда-то речушка Ольшанка, впадавшая в Руську. От